"Никаких озарений, лишь упорная отработка данных". Интервью с руководителем следственной группы по делу 2 мая Русланом Сушко

^{Полковник Р.Н.Сушко (фото издания "2000")}

Расследование тяжких преступлений, порой, идет годами. Общественное мнение подогревается не только профессиональными технологами, отрабатывающими деньги политиков, но и опрометчивыми заявлениями государственных служащих. Представление обычного гражданина о принципах и методах расследования противоправных деяний, почерпнутое из детективных романов, вступает в противоречие с реальностью. Все это порождает настроения правового нигилизма, опасные как никогда.Резонансные преступления, которыми, увы, изобилуют последние полтора года новейшей истории Украины, накладывают свой отпечаток на и без этого не слишком позитивный фон истощенного войной и разрухой государства. Расстрел митингующих на Майдане, кровавые события 2 мая 2014 года в Одессе, коррупционные скандалы в Государственной службе по чрезвычайным ситуациям, Генеральной прокуратуре - далеко не полный перечень тем, тревожащих украинцев.
Под катом - полный текст интервью Владимира Саркисяна с Русланом Сушко.

Расследование большинства вышеперечисленных эпизодов не закончены и это обстоятельство вызывает недовольство, даже гнев граждан, особо не доверяющих власти. Одновременно с этим, информационное пространство Украины переполнено людьми, не являющимися специалистами, но уверенно говорящими на любые темы - от военной техники, до конституционной реформы. К сожалению, тема перечисленных расследований также не осталась в стороне от спекуляций Кошмарные события 31 августа под зданием Верховной Рады пополнили этот список. Сторонники “простых решений” уже успели выразить недоверие следствию по данному делу, мотивируя его тем, что за полтора года не сумели назвать виновных в расстреле Небесной Сотни, а тут за несколько часов уже не только задержали, но и предъявили обвинение.

Действительно, дело об убийствах на Майдане, по свидетельству активиста ГО “Опора” Тараса Гаталяка, курирующего это расследование, идет ни шатко, ни валко, конца расследованию не предвидится. Как рассказал нам Тарас, реальные подвижки начались совсем недавно. Общественникам удалось добиться организации специальной следственной группы, собрав практически всех мотивированных и профессиональных следователей Генпрокуратуры в новую структуру - управление специальных расследований. Время упущено катастрофически и следствию приходится собирать материал не только по крупицам, но и тщательно проверять его на предмет неумышленной фальсификации - свидетели многое позабыли, дополнили вымыслом, документы похоронены в межведомственной переписке.

Расследование дела о 2 мая в Одессе, находящееся в производстве МВД, также осложнено рядом сходных проблем. Занимающаяся параллельным журналистским расследованием “Группа 2 мая” не раз отмечала, что одесские милиционеры, проводившие первоначальные следственные действия, уничтожили громадный массив улик. Умышленно или в силу халатности тогдашнего начальника следственного управления Одесской области подполковника Д.Цветкова - даже это обстоятельство сейчас установить практически невозможно.

Старший следователь Главного следственного управления Министерства внутренних дел, полковник милиции  Руслан Сушко, расследовавший ряд сложнейших и резонансных уголовных дел последних лет, любезно согласился прокомментировать наиболее распространенные мифы о процессе раскрытия преступлений и рассказал о проблемах эффективности досудебного следствия.

- Руслан Николаевич, понятно, что преступления против здоровья и жизни граждан традиционно занимают публику больше. Можно ли назвать эти преступления самыми сложными для раскрытия?

- Основная масса преступлений - это уличная преступность: разбои и грабежи. Это мало интеллектуальные преступления, поэтому и стандартный набор следственных действий опытный следователь использует приблизительно так, как опытный водитель управляет автомобилем. Для таких дел, или, скажем, расследования незаконного обращения наркотиков особых интеллектуальных усилий от следователя не требуется. Если преступления более интеллектуальные, например, мошенничество, либо следователь имеет дело с групповыми, или организованными преступлениями, то и сложность расследования возрастает, поскольку нужно устанавливать роль каждого участника и их взаимосвязь.

- А убийства?

- Этот вид преступлений можно разделить по градации сложности на условно простые и квалифицированные убийства, где уже необходим индивидуальный подход к каждому случаю. Основная масса этих преступлений - это убийства на почве личной неприязни, обычно в состоянии алкогольного опьянения, и раскрытие их несложно. Многие преступники сами признаются в совершенном и сотрудничают со следствием. Квалифицированные же убийства, особенно совершенные на заказ сложны. Сложность заключается в том, что эти преступники очень редко сознаются сами - они обдуманно идут на преступление, а суровость наказания отталкивает людей от явки с повинной. Люди сопротивляются до последнего. Поэтому, очень внимательно нужно относиться к доказательствам - следователь должен понимать, что помощи от подозреваемого он не получит.

- Какие дела наиболее тяжелые?

- Самыми сложными в расследовании являются экономические преступления - коррупция, хищения. Это уже высший пилотаж. Это самые тяжелые для расследования преступления, потому что они совершаются людьми, приближенными к власти, имеющими административный ресурс. Люди это вовсе не глупы, и досконально разбирающимися в своей сфере. Здесь, кроме того, что необходимо распутать весь клубок, нужно быть готовым к противодействию со стороны преступников.

- На протяжении многих лет нас приучали к тому, что работа следователя - это гениальное озарение за сигаретой и стаканом чая с лимоном. Два-три вопроса задержанному и “суд учтет чистосердечное признание”.  Насколько такая картина похожа на реальную жизнь?

- Озарение, как в кино, это хорошо, - смеется Руслан Николаевич.  - Но так бывает очень редко. Это кропотливая работа.

- А с чего начинается сам процесс раскрытия преступления?

- Все начинается с построения версий. Следователь, вместе с группой - оперативные работники, работники других служб - предлагают версии происшедшего.

- На пустом месте?

- Абсолютно. Фактически - это полет фантазии. Причем, нельзя исключать ни одной, самой, казалось бы, фантастической. А дальше идет последовательная их отработка. Варианты проверки информации… Например, в деле “святошинского маньяка”, которое я расследовал, известно достоверно было лишь то, что преступник, скорее всего, действовал в одиночку и используя автомобиль. Больше ничего. Случаи были громкими, но тем не менее, жертвы продолжали садиться в авто преступника. На этом и базировались наши версии. Мы предполагали, что вид маньяка вызывает особое доверие. Проверялись варианты причастности к преступлению священнослужителей, военных, врачей, милиционеров, известных деятелей культуры или политиков, внешний вид которых мог обмануть жертву. Это тяжелый рутинный труд - опрос свидетелей, потерпевших, отработка материальных следов. В результате  оказалось, что преступник просто был изумительно похож... на Элвиса Пресли внешне - одна из свидетельниц принесла фотографию Пресли и сказала, - вот он.

- Ну, а озарение?

- Никаких озарений. Успешное раскрытие преступления - результат упорной и скрупулезной отработки данных. А 90% полученной информации оказывается абсолютно лишней и не представляющей ценности для следствия. Но проверять ее все равно нужно, чтобы отсеять. Приходится учитывать и то, что не все говорят правду. В основном, не по злому умыслу, а в силу личных причин - человеку хочется выглядеть в чужих глазах лучше, чем он есть на самом деле. А любой допрос - это психологическое насилие над человеком.

- А что делать с теми свидетелями, у кого богатая фантазия? Скажем в журналистском расследовании одесских событий 2 мая нам пришлось столкнуться с тем, что свидетели меняют показания безо всякого умысла, после общения с другими участниками событий.

- А искусство следователя в том, чтобы привязать показания к материальным свидетельствам. Если в рассказе свидетеля есть эпизод с телефонным звонком, мы можем проверить факт звонка. Если свидетель был в театре, то у него мог сохраниться билет…

- В общем, следователю приходится провернуть горы породы, чтобы добыть несколько граммов руды?

- И не только в смысле анализа информации, к сожалению.  Нынешний уголовно-процессуальный кодекс прибавил следователю массу обязанностей и просто непродуктивного труда, зато лишив его какой-либо мотивации. Например, возложив на него руководство оперативной работой. Ведь следователь, по сути, это юрист-психолог и несколько странно требовать от него еще и быть матерым опером. Другое дело, что по старому УПК оперативно-розыскные дела могли вообще до следователя не доходить и здесь законодатель верно усмотрел лазейки для злоупотреблений. Кодекс нужно было менять, но не стоило, на мой взгляд, бросаться из крайности в крайность.

- А что касается мотивации...

- Касательно мотивации, совершенно непонятно, зачем исписывается груда бумаги, тома дел на досудебном следствии, если суды, в конечном итоге,  проводят собственное расследование. То есть, понятие тактики и стратегии следственных действий попросту нивелировано, поскольку суд собирает доказательства заново. Нет, возможно, это и верный ход. Прежний УПК определял материалы следствия в категорию доказательств, но мы помним массу примеров, когда “выбивались” явки с повинной, например. Сегодня неправомерные действия в отношении подозреваемых исключены - в них нет смысла. А вот горы томов следственного дела остались. Может, стоило полностью менять систему досудебного следствия на американский манер, когда детектив просто собирает данные о свидетелях, материальных уликах и передает со своим списком вопросов прокурору.

- Но, возможно, эти предварительные допросы как-то ломают преступника, психологически готовят его к тому, чтобы он не поменял показания в суде?

- Когда мы расследовали дело об убийстве Оксаны Макар - только допросов провели 54. Сложность состояла в том, что преступники отрицали степень своего участия. Если помните, двое из фигурантов утверждали, что не собирались убивать, считая жертву уже мертвой, а лишь помогали избавиться от тела. Следствием было доказано обратное. Все допросы регистрировались на видеокамеру и, опираясь на материалы уголовного дела, суд вынес справедливое решение (Евгений Краснощек был приговорен к пожизненному заключению, Максим Присяжнюк и Артем Погосян к 15 и 14 годам лишения свободы - В.С.). Если бы суд проходил в соответствии с новым УПК, что сказали бы они в суде - неизвестно. И, вполне вероятно, избежали бы наказания.

- То есть, была вероятность, что они отказались бы от своих показаний в суде?

- А почему бы им не отказаться - ведь пожизненное заключение грозило. Есть еще одна серьезная проблема - безопасность свидетелей. Если раньше свидетель, давший письменные показания на досудебном следствии, становился неинтересным преступникам и их подельникам, то теперь, когда все зависит от его показаний в суде, появляется смысл воздействовать на него, чтобы заставить изменить эти показания. А у нас нет серьезной программы защиты свидетелей, чтобы обеспечить их безопасность до момента заслушивания в суде. Законодатель и этого не предусмотрел.

- Но, все же, новый УПК лучше старого?

- Их невозможно сравнивать. Они просто разные. В новом, конечно, есть масса положительных моментов. Он более демократичный, более цивилизованный. Механизмы соглашения со следствием, заложенные в нем, работают и успешно. Упразднен институт обвинения, когда задержанному в течение 3 дней необходимо было предъявить обвинение, а потом он сидел еще полгода, пока действительно находили доказательства его вины. Ныне статус подозреваемого гораздо лояльнее к гражданину.

Но все достоинства, к сожалению, перекрываются недостатками. Сводить на нет права следователя, игнорировать законодательно собранные им доказательства - абсурд. В конце-концов, именно следователь - специалист в расследовании преступлений, а не ходатай по делам. Подменять его судом, по меньшей мере, нелогично. Прежний УПК успешно проработал 52 года, его и следовало положить в основу нового, выбросив, конечно, наследие карательного правосудия.

- Будем надеяться, что законодатель не оставит существующий вариант, как есть, а переработает его в соответствии с реалиями сегодняшнего дня.

- Очень хотелось бы.

Плодотворность внедрения в сознание граждан спекулятивных тезисов во многом обусловлена искаженным представлением общества о процессе расследования преступлений. В этом значительную роль сыграли литература и кино детективного жанра. Артистичный опер, держа палец на спусковом крючке любимого пистолета, ловит преступника за двадцать минут - главное знать, в какой ресторан пойти. Следователь со стальным взглядом мгновенно определяет, на каком вопросе подозреваемый “поплывет” и точным жестом кладет перед преступником на стол безошибочные заключения экспертиз, заботливо подсовываемые ему молчаливым экспертом прямо в момент допроса. Увы, все это далеко от действительности.

Как видит читатель, простых решений в расследовании преступлений нет и варианты “все и так ясно” в правовом государстве, к которому мы стремимся, не работают. Следствие зажато в тиски уголовно-процессуального кодекса с самого начала производства и до приговора суда. И это верно. Как верно и то, что  законодательство наше несовершенно, но обязательно к исполнению.

                                                                                         Интервью вел Владимир Саркисян